«Запятая ценой в миллионы»

Интересное решение принято 2 июня 2023 года Верховным Судом Российской Федерации (далее – ВС РФ) при рассмотрении в кассационном порядке решений нижестоящих судов по делу А40-215162/2021.

Антон Кулагин

Эксперт управления урегулирования убытков

Спор вытекал из договора страхования имущества индивидуального предпринимателя – владельца ювелирного магазина. Договор содержал исчерпывающий перечень рисков, включавший «противоправные действия третьих лиц».

Спор возник в результате отказа в выплате возмещения в размере 2,9 млн. рублей ввиду отсутствия покрытия риска кражи, совершённой в рабочие часы из витрины, без незаконного проникновения в магазин. Все три нижестоящих инстанции поддержали страховщика, указав, что совершенная кража не является страховым случаем. ВС РФ с мнением судов не согласился и решения отменил по следующим основаниям.

В частности, страховщик дал следующее определение застрахованному риску «Кража»:

Сформулировав состав «кражи» в указанной форме: с тире после определяемого слова, без запятой или точки с запятой перед «с», одним сплошным текстом, страховая компания, как посчитал ВС РФ, дала свое собственное определение, чем «произвольно исказила содержание правового понятия «кража», применимого в правовой системе Российской Федерации, и, соответственно, являющегося общеизвестным и формирующим соответствующие разумные ожидания участников правоотношений, и дала иное определение, объединив само понятие такого преступления как «кража» с его квалифицирующим признаком, установленным в части 2 статьи 158 Уголовного кодекса, определив кражу как тайное хищение чужого имущества с незаконным проникновением в помещение, то есть дав более узкое понятие кражи, чем это предусмотрено частью 1 статьи 158 Уголовного кодекса».

В результате суд пришел к выводу, что страхованием покрывается кража, соответствующее легальное определение которой дано частью 1 ст. 158 УК РФ, то есть любое тайное хищение чужого имущества, – тем самым значительно расширив покрытие полиса.

Свобода договора позволяет сторонам самостоятельно определять объем рисков, передаваемых в страхование. Чем он уже – тем меньше и страховая премия, уплачиваемая страхователем. Очевидно, что, заключая договор с невысокой страховой премией, стороны не имели намерения включить в объем покрытия все кражи, которые могут быть совершены в ювелирном магазине, а только те, что совершаются в нерабочие ночные часы и статистически происходят реже. Страхователи и страховщики зачастую останавливают свой выбор именно на покрытии кражи с незаконным проникновением в помещения или «кражи со взломом». Это дешевле для страхователя, а со страховщика снимает массовые мелкие убытки.

Достаточно было страховщику привести определение кражи в качестве уточнения, в скобках: «Кража (тайное хищение чужого имущества) с незаконным проникновением в помещение…», – и приведенного толкования судом можно было избежать. Собственно, именно такое определение и имело место в прежней редакции правил страховщика (архив доступен на сайте). Можно было и вовсе обойтись без уточнений, указав, что покрываются только «кражи с незаконным проникновением в помещение…», и переадресовав интересантов к императивно определенным терминам УК.

Страховщик хотел избежать неопределенности, внося для большей ясности термины УК в определения страхового случая, но сделав это описанным способом, без выбора адекватно отражающих намерение языковых конструкций и знаков препинания, наоборот, внес неопределенность в существенное условие договора страхования.

Отменяя судебные решения и отправляя дело на новое рассмотрение, ВС РФ не лишил нижестоящий суд возможности прибегнуть к дальнейшему толкованию условий договора, выяснению действительной общей воли сторон в соответствии со ст. 431 ГК РФ. Однако очевидно, что обе стороны правоотношения пострадали, понесли юридические расходы и репутационные риски в результате неправильного выбора грамматических конструкций языка.

К примеру, в одном случае мы стали свидетелями того, как в перестрахованном иностранными перестраховщиками оригинальном договоре, основанном на двуязычном вординге брокера, была допущена опечатка. В англоязычной версии было сказано, что событие «не покрывается страхованием», а в приведенном параллельном переводе на русский язык – «покрывается». Отсутствовала лишь частица «не». При этом договором был установлен приоритет русского языка, а вот иностранные перестраховщики читали вординг исключительно на английском, полагаясь на зеркальное соответствие перевода брокера и скрупулезную выверку текста российскими сторонами оригинального договора. Соответственно, иностранные перестраховщики приняли на себя абсолютно иной объем покрытия, тогда как в реализовавшемся убытке речь шла об иске на миллиарды рублей.

Подобные противоречия вынуждают суды прибегать к толкованию условий договора, и они единообразно толкуют все неясности и противоречия, используя принцип “contra proferentem”, т.е. против предложившего текст договора или определенного условия.

По умолчанию «сильная сторона» – страховщик, отвечающий за выпуск договора, а суд встает на защиту страхователя. На деле же требуется выяснять, кем предложена та или иная формулировка, представлять суду доказательства, в том числе электронную переписку сторон.

Учитывая приведенные примеры и накопленный опыт, я могу порекомендовать участникам страховых правоотношений:

• учитывать наличие юридических определений и избегать их искажения
• проводить тщательный юридический анализ правил страхования
• использовать стандартные вординги договоров и правил страховщика
• четко вести и сохранять всю преддоговорную документацию, включая заявления на страхование, переписку страхователя с андеррайтером, брокером, протоколы встреч и т.п. для обеспечения возможности выявления действительной общей воли сторон.